У этой статьи надо проверить нейтральность. На странице обсуждения должны быть подробности. (9 марта 2020)

Эта статья во многом или полностью опирается на неавторитетные источники, что может вызвать сомнения в нейтральности и проверяемости представленной информации. Статью можно улучшить, использовав источники, авторитетные в данной тематике. (9 марта 2020)

Законопрое́кт «О профила́ктике семе́йно-бытово́го наси́лия в Росси́йской Федера́ции» (неофициальные именования — «зако́н о дома́шнем наси́лии», «зако́н о семе́йном наси́лии», «зако́н о семе́йно-бытово́м наси́лии») — проект Федерального закона Российской Федерации.

Является предметом острой общественной полемики: сторонники принятия законопроекта считают нынешнюю редакцию слишком мягкой, в то время как противники рассматривают предусмотренные в нём меры как репрессивные и опасаются, что семейно-бытовым насилием можно будет признать «любое нормальное человеческое действие»^[1].

Текущий вариант законопроекта опубликован на сайте Совета Федерации 29 ноября 2019 года^[2]. До 15 декабря на него принимались отзывы, которых пришло около 11 тысяч^[3]. Согласно официальной формулировке, «регулирует отношения, возникающие в сфере профилактики семейно-бытового насилия в Российской Федерации»^[4].

Законопроект вносили на рассмотрение в Государственную думу несколько лет подряд^[5].

Ещё до внесения в Государственную думу его критиковали за антисемейную направленность; размытость формулировок и юридическую неопределённость; презумпцию виновности лица, в отношение которого поступил сигнал; широкие возможности, предоставляемые некоммерческим организациям для вмешательства в семейную жизнь; и многое другое. В частности, высказывались опасения, что запрет на «экономическое насилие» может фактически сделать незаконным «обычный детский домашний труд». Наконец, критике подвергалось утверждение разработчиков законопроекта о том, что семейное насилие «приобрело угрожающие масштабы», и та статистика, которую они используют^[6]. Критике подвергалась и сама концепция домашнего (семейного, семейно-бытового) насилия^[7].

Официально внесён в Государственную думу Российской Федерации 28 сентября 2016 года как законопроект № 1 183 390−6 «О профилактике семейно-бытового насилия»^[8][9][10]. Законопроект внесли депутат Государственной Думы С. Ш. Мурзабаева и член Совета Федерации А. В. Беляков^[10].

Законопроект был отклонён по причине его нестыковки с уже существующим законодательством. Отдельные положения законопроекта противоречили Семейному Кодексу и Конституции Российской Федерации, а другие, по сути, дублировали уже существующее законодательство^[5].

В указанной версии было представлено широкое толкование ключевого понятия: «Семейно-бытовое насилие может совершаться в форме физического, психологического, сексуального и экономического насилия»^[9].

Напряжённо готовиться к повторному внесению законопроекта в Государственную думу начали в 2019 году^[2].

Законопроект, прежде всего, определяет, что такое семейно-бытовое насилие^[11].

Для защиты пострадавших от насилия вводятся защитные предписания, которые будут выносить органы внутренних дел. Поводом может послужить обращение не только пострадавшего, но и широкого круга лиц и организаций^[11].

Защитное предписание может содержать запрет нарушителю совершать семейно-бытовое насилие, а также вступать в контакты с пострадавшим, общаться с ним (в том числе с использованием технических средств), выяснять его местонахождение^[12].

Защитное предписание могут получить супруги, бывшие супруги и лица, имеющие общего ребёнка (или детей), а также близкие родственники. Лица, связанные свойство́м, могут получить его в случае совместного проживания и совместного ведения хозяйства^[12].

Согласно законопроекту, предусмотрены следующие виды профилактического воздействия:

Разные виды воздействия могут применяться одновременно^[12].

Профилактика, по мнению члена Совета Федерации Инны Святенко, означает, что семья получит помощь. Её слова поясняет адвокат Давтян: под этим подразумевается предоставление социальных, психологических и юридических услуг, причём на протяжении длительного времени^[13].

Субъекты профилактики определены в статье 5 законопроекта^[4][14][15].. Ими являются:

Внешние изображения
Разработчики
	Алёна Попова
	Мари Давтян
	Алексей Паршин

Подготовку нынешней версии вели три рабочие группы — в Совете Федерации, Государственной думе и президентском Совете по правам человека (прежнего состава). Рабочую группу Совета Федерации возглавила Галина Карелова. В думской рабочей группе были представлены депутаты Оксана Пушкина, Татьяна Касаева и Василина Кулиева, а также судьи Конституционного суда, представители Следственного комитета и привлечённые общественники^[2]. В число последних вошли адвокат Мари Давтян^[2][16] и Алёна Попова (создатель сети взаимопомощи для женщин #ТыНеОдна, или «Проект W»)^[2][16].

Авторство изначальной версии законопроекта приписывают, прежде всего, Оксане Пушкиной, адвокатам Мари Давтян и Алексею Паршину, активистке Алёне Поповой^[17][16]. Авторы изначального варианта критически восприняли текст, опубликованный Советом Федерации^[17], в котором информации о создателях нет^[2].

По мнению Оксаны Пушкиной, закон о домашнем насилии необходим ввиду распространённости внутрисемейного насилия. Она полагает, что Уголовный Кодекс, который «защищает граждан от всех форм насилия», начинает «действовать после совершения преступления», и поэтому не позволяет решить проблему. Помимо того, уголовные дела «по факту избиения жены мужем» возбуждаются полицией неохотно, а пострадавшие женщины в подавляющем большинстве случаев не знают, «как проходить судебно-медицинскую экспертизу и куда вообще нужно обращаться за помощью»^[18].

Кроме того, утверждает Пушкина, у полиции «нет инструментов, чтобы защитить женщину от супруга-тирана», поэтому для защиты жертв семейного насилия вводятся такие меры, как защитное предписание, на срок действия которого «обидчику могут предложить покинуть квартиру, даже если он является собственником жилья»^[18].

Оксана Пушкина утверждает, что борьба с причинами домашнего насилия плодов не даст^[13]:

Фактически, борясь с причинами насилия, насилие никогда не победить, потому что оно… оно невероятных размеров.

Авторы изначального варианта сочли слишком мягким обнародованный на сайте Совета Федерации текст законопроекта^[1] и подвергли его критике^[17].

В сопроводительных документах, представленных Государственной думе вместе с законопроектом, утверждается, что принятие и реализация закона не означает «дополнительных расходов федерального бюджета и не повлечёт изменения финансовых обязательств Российской Федерации и субъектов Российской Федерации»^[19].

По утверждению Оксаны Пушкиной, финансирование предусмотренных законопроектом мероприятий будет осуществляться в рамках выполнения закона «Об основах социального обслуживания граждан». Иными словами, эти мероприятия будут финансироваться за счет перераспределения уже выделенных средств^[13].

Иначе думает другая сторонница законопроекта, Наталия Ходырева, представляющая «Правозащитный совет Санкт-Петербурга»^[20]:

Реализация закона потребует финансовых вложений (создание убежищ, обучение полицейских и судей, компенсации и реабилитация пострадавших).

Частью кампании в поддержку законопроекта был флешмоб, запущенный в интернете летом 2019 года^[21]. Участницы выложили в Instagram более 6000 фотографий с макияжем, которым на их телах были изображены последствия побоев и выведен хештег #ЯНеХотелаУмирать. Фотографии сопровождались личными историями участниц и призывами поддержать законопроект^[22].

Акция с хештегом #ЯНеХотелаУмирать, которая, по словам активистки Алёны Поповой, «набрала удивительные обороты»^[24], собрала более 30 упоминаний в СМИ, включая зарубежные, и вовлекла общество в дискуссию о необходимости закона^[25].

Алёна Попова и сама не осталась в стороне, призывая в своём блоге на сайте радиостанции «Эхо Москвы» поддержать проект закона подачей — через сайты Думы, Совета Федерации и Администрации Президента — онлайновых обращений (см. врезку)^[23][26]. О необходимости принять закон Алёна Попова говорила и с трибуны различных изданий^[24][26].

Следует также упомянуть открытое письмо с требованием принять в России закон о домашнем насилии^[27].

181 общественная организация подписала опубликованное в октябре 2019 года открытое письмо В. В. Путину, направленное против закона о «домашнем насилии»^[28].

23 ноября 2019 года Движение «Сорок сороков» провело в Сокольниках митинг протеста^[29].

15 декабря 2019 года пикеты против законопроекта были выставлены в десятках российских городов. В географию пикетов вошли Армавир, Архангельск, Астрахань, Барнаул, Благовещенск, Бор, Брянск, Владивосток, Волгоград, Екатеринбург, Жигулёвск, Златоуст, Ижевск, Иркутск, Казань, Калининград, Калуга, Кемерово, Керчь, Киров, Красноярск, Куса, Липецк, Лобня, Мегион, Миасс, Мичуринск, Москва, Набережные Челны, Нижний Новгород, Нижний Тагил, Новосибирск, Новочеркасск, Омск, Первоуральск, Подольск, Ростов-на-Дону, Рязань, Самара, Санкт-Петербург, Саратов, Северодвинск, Семилуки, Сызрань, Таганрог, Тамбов, Тихорецк, Тольятти, Томск, Тула, Уфа, Хабаровск, Ханты-Мансийск, Чебоксары, Челябинск, Якутск, Ялта, Ярославль^[30].

Противники законопроекта включили в свой арсенал и так называемые «молитвенные стояния „За семью“». В Москве одно из таких стояний прошло 21 декабря 2019 года на территории храма Воскресения Христова в Кадашах^[31].

Организаторы сообщили журналистам, что аналогичные акции прошли в 45 городах России^[32]. Оценки числа участников акций разноречивы. В частности, согласно организаторам, стояние 21 декабря привлекло наибольшее число участников в Москве — около 3000 человек. Однако корреспонденты «Медузы» сообщают примерно о 500 участниках московской акции, а на вторую по численности акцию в Петербурге пришло, согласно «Медузе», не более 200 противников законопроекта^[33].

«Новая газета» сообщила, что открытое письмо с требованием принять в России закон о домашнем насилии подписало большое число «российских правозащитных организаций и благотворительных фондов»^[27].

Открытое письмо с противоположным требованием подписала 181 организация (с учётом региональных отделений). Среди них общероссийская общественная организация защиты семьи «Родительское Всероссийское Сопротивление» (РВС) и 51 её региональное отделение, общероссийская общественная организация в защиту семьи и традиционных семейных ценностей «АРКС» и 3 её региональных отделения, Движение «Сорок Сороков» и 32 его региональных отделения^[28].

Противники законопроекта посчитали нужным указать, что его поддержал подписями (см. выше) целый ряд организаций, «отстаивающих интересы гомосексуалистов и лесбиянок („Российская ЛГБТ-сеть“, Ресурсный центр для ЛГБТ, Правозащитный ЛГБТ-кинофестиваль „Бок о Бок“), а также радикальных феминистских структур (Просветительский проект „Школа феминизма“, Инициативная группа „Феминистки поясняют“, Инициативная группа „Феминитив“, Феминистская инициативная группа „Костер“, Инициативная группа „Либеральный феминизм в Уфе“ и др.)»^[28].

Противоборствующие организации сторонников и противников законопроекта информационное агентство Regnum характеризует, соответственно, как «феминистские» и «родительские»^[35].

Своё критическое отношение к законопроекту выразили представители всех традиционных религий страны^[36]. Патриарх Кирилл заявил, что в борьбе «с употреблением силы в разрешении семейных конфликтов» нельзя «допускать вторжения в семейное пространство чужих людей»^[1]. Муфтий Москвы Ильдар Аляутдинов считает, что законопроект в его нынешнем виде направлен не столько на сохранение семьи, сколько на разрушение семейных устоев^[37]. Зиновий Коган, вице-президент Конгресса еврейских религиозных общин, утверждает, что законопроект разрушит семью, а для борьбы с насилием достаточно Уголовного кодекса^[36].

Муфтий Москвы, помимо прочего, указал, что в Европе подобные законы позволяют лишать родительских прав за простое повышение голоса на ребёнка и употребляются для завладения собственностью супруга^[37], а протоиерей Максим Обухов описывает зарубежный опыт как возможность наказывать «человека просто по заявлению, без доказательства вины»^[38].

Ряд депутатов Государственной думы считает, что законопроект необходим, хотя и с поправками.

В частности, в начале декабря 2019 года СМИ сообщили о поправках в законопроект, которые подготовили депутаты Оксана Пушкина, Ольга Савастьянова, Ирина Роднина, Татьяна Касаева, Елена Вторыгина, адвокаты Мари Давтян, Алексей Паршин и активистка Алёна Попова^[39].

Противники законопроекта среди депутатов также имеются. Законопроект считает опасным для семьи Сергей Миронов, возглавляющий партию «Справедливая Россия»: он рассматривает его как попытку внедрения ювенальной юстиции и заявляет, что думская фракция партии проголосует против законопроекта^[39]. Сергей Гаврилов рассматривает семью «как институт гражданского общества» и считает недопустимыми меры жёсткого контроля, которые, по его словам, могут повлиять на число вступающих в брак^[40]. Инга Юмашева, депутат от Башкортостана, входящая в «Единую Россию», заявила, «что законопроект подрывает духовно-нравственные устои и не должен быть принят ни в каком виде»^[41].

Принятие законопроекта поддерживает Валентина Матвиенко, которая утверждает, что большинство россиян выступает за его принятие, считает необходимым «выполнить этот запрос общества»^[42] и обещает максимально учесть «конструктивные с правовой точки зрения предложения»^[43]. Инна Святенко также относится к его сторонникам^[13].

19 декабря 2019 года Путин в ходе ежегодной итоговой пресс-конференции впервые прокомментировал законопроект о домашнем насилии. Президент неодобрительно отозвался о применении физической силы в семейных конфликтах, однако указал, что можно пользоваться уже существующим законодательством, которое позволяет наказывать за подобные правонарушения. По его словам, необходимо спокойно обсудить, нужен ли новый закон, дать прогноз возможных последствий и лишь затем принять решение^[44]. Путин прокомментировал и данные опроса ВЦИОМа^[44]:

Я не очень понимаю, люди именно за этот закон или против насилия.

Противники закона восприняли слова президента как знак того, что «законопроекта о насилии над семьёй в России не будет, по крайней мере в ближайшее время», однако считают, что «основные битвы за семью ещё впереди», и признают весьма вероятным переход на «новую тактику», при которой лоббисты закона начнут «внедрять свои идеи по частям, через поправки к действующим законам»^[45].

Положительное заключение на законопроект дала Генеральная прокуратура^[46][47][48].

Министерство юстиции, которое в официальном ответе, направленном в Европейский суд по правам человека и подписанном заместителем министра юстиции Михаилом Гальпериным, заявило, что в России домашнее насилие не составляет «серьёзной проблемы», что его масштабы «достаточно преувеличены» и что России не требуется отдельный закон о домашнем насилии^[49], в официальном письме родственникам жертв домашнего насилия, подписанном Андреем Фёдоровым, руководителем аппарата Михаила Гальперина, поддержало законопроект^[50].

Татьяна Москалькова, Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации, заявила, что законопроект о профилактике семейно-бытового насилия является ответом на запрос российского общества^[51].

Анна Кузнецова, Уполномоченный при Президенте Российской Федерации по правам ребенка, сообщила, что «неоднократно, трижды только за последнее время» давала отрицательное заключение на документ, «потому что его нормы не соответствуют Конституции». Она заявила, что законопроект дублирует нормы других законов, и призвала подумать, нужен ли он вообще^[52].

Резко отрицательно отозвался о законопроекте Рамзан Кадыров^[53]:

И в России есть попытки принять закон о домашнем насилии. Этим самым разрушается институт семьи.

Европейский суд по правам человека по итогам рассмотрения дела «Володина против России» пришёл к выводу, что «существующие в России правовые механизмы недостаточны для борьбы с домашним насилием, а власти не признают всей серьёзности проблемы и дискриминационного эффекта, который насилие оказывает на женщин». Суд отмечает, что «за исключением короткого периода в 2016—2017 гг. в российских законах не содержалось и не содержится определения домашнего насилия или схожего понятия как отдельного преступления или хотя бы отягчающего обстоятельства»^[54].

Об ухудшении ситуации с домашним насилием после декриминализации семейных побоев, способствовавшей ощущению безнаказанности у агрессоров, заявили правозащитники организации Human Rights Watch: по их данным, каждая пятая женщина в России сталкивается с насилием со стороны близких, при этом 60 — 70 % не обращаются за помощью^[55].

Комитет ООН по ликвидации дискриминации в отношении женщин в решении по жалобе жительницы Чечни Шемы Тимаговой признал, что Россия нарушила право заявительницы на защиту от дискриминации и насилия, а также рекомендовал властям «криминализировать домашнее насилие, расследовать все жалобы и наказывать виновных, ввести судебные охранные ордера, которые налагают определённые ограничения на действия виновника»^[55].

Противники утверждают, что законопроект неприемлем, поскольку «на профилактику реального насилия» он не направлен. В то же самое время, считают они, законопроект «создаёт механизм, позволяющий на расплывчатых и неопределённых основаниях вмешиваться в семейную жизнь граждан», по существу ограничивая их права^[56].

Развёрнутую критику законопроекта представила кандидат юридических наук Анна Швабауэр: она считает, что он юридически несостоятелен, нарушает конституционные права граждан, игнорирует основы уголовного и административного права, не согласуется с принципами семейного права, является коррупционным и антисемейным. В итоге, как считает эксперт, он обострит социальные противоречия и приведёт к нестабильности в обществе^[57].

Александра Машкова, российский координатор группы ультраконсервативных интернет-активистов CitizenGo, считает, что в законопроекте «подспудно объявляется источником угрозы семья как таковая», что не соответствует, по её словам, реальной статистике^[58].

Ниже даются более подробные сведения по основным пунктам критики.

	В Викитеке есть полный текст Конституции Российской Федерации

Об этом говорится, в частности, в заявлении Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства. Согласно заявлению, принятие законопроекта ограничит^[59]:

• право на неприкосновенность жизни, личную и семейную тайну (ст. 23 ч. 1 Конституции РФ);
• право на защиту информации о частной жизни граждан (и семей) (ст. 24 ч. 1 Конституции РФ);
• право на частную собственность и свободу пользования ею (ст. 35 Конституции РФ);
• право на жилище (ст. 40 ч. 1 Конституции РФ);
• право на конституционную презумпцию невиновности (ст. 49 ч. 1 Конституции РФ).

Адвокат Матвей Цзен считает формулировки законопроекта юридически «недееспособными»^{[60][неавторитетный источник]}. О юридической несостоятельности и нарушении законов логики говорит уже упомянутая Анна Швабауэр. В частности, ключевое понятие, «семейно-бытового насилие», фактически определяется как «умышленное преступление, не содержащее признаков преступления»^[57].

Некоторые житейские ситуации с точки зрения используемого определения насилия становятся тупиковыми, отмечает юрист Анна Швабауэр^[57]:

Характерен случай из жизни, когда ребёнок просит маму спеть лиричную песню, от которой, как мама знает, он будет плакать.

В этом случае ребёнок будет страдать (подвергнется семейно-бытовому насилию) и если мама исполнит просьбу, и если откажет^[57].

Законопроект критикуют за правовую неопределённость. В частности, по мысли критиков, определение семейно-бытового насилия, приводимое в статье 2 документа, «позволяет объявить таковым практически любое действие любого лица, не являющееся преступлением и правонарушением», поскольку в нём используются понятия, не имеющие однозначного понимания в юридической науке и позволяющие крайне широкую интерпретацию^[56].

Например, термин «угроза» в разных законодательных нормах толкуется неодинаково. С одной стороны, «угроза» совершить некое действие может выражаться и словами, и поступками (истолкование последних «уже предполагает субъективизм оценки»). С другой стороны, «угроза» совершения действия может означать «просто риск, вероятность его совершения» (и тогда оценка угрозы может оказаться чрезвычайно субъективной)^[56].

Не имеет однозначного понимания в юридической науке и правоприменительной практике и понятие «страдания», которое также присутствует в определении. Относительно чётко определено лишь понятие «физического страдания», которое связано с ощущением физической боли или дискомфорта, однако нет согласия в том, в какой мере они должны быть выражены, чтобы можно было говорить про «страдание»^[56].

Понятие «психического страдания», в отличие от физического, полностью лишено какой-либо чёткости. В специальной литературе приводятся самые разные определения. В итоге «психические страдания» могут толковаться и как любые негативные эмоциональные реакции, и как долговременные или тяжкие реакции такого рода^[56].

В условиях существующей неопределённости понятие «семейно-бытового насилия» может толковаться столь широко, что им окажется совершенно любое «умышленное» действие, такое как «принуждение ребёнка делать уроки», критика одним супругом другого и прочее^[56].

Формулировки законопроекта «есть основания полагать» и «могут быть причинены… страдания» являются крайне неопределёнными: в первом случае не указан характер и объём «оснований», во втором — создаётся возможность «для абсолютно произвольного применения»: «и физические, и психические страдания могут быть, разумеется, причинены кому угодно»^[56].

Критики законопроекта усматривают в нём благоприятные возможности для коррупции — так называемые «коррупциогенные факторы» (точное содержание понятия раскрывает Федеральный закон «Об антикоррупционной экспертизе нормативных правовых актов и проектов нормативных правовых актов»). К их числу относятся^[56]:

• широкие дискреционные полномочия должностных лиц;
• определение компетенции по формуле «вправе»;
• выборочное изменение объёма прав — возможность необоснованно устанавливать исключения;
• юридико-лингвистическая неопределенность.

В частности, по мнению критиков, юридико-лингвистическая неопределенность (употребление неустоявшихся и двусмысленных терминов, а также оценочных суждений) присуща «использованию таких терминов, как „угроза“, „страдание“, „основания полагать“» и др.^[56].

Комментируя возможные последствия, журналист Егор Холмогоров предположил, что закон позволит «запугивать мужчин — что они не смогут войти в собственную квартиру, увидеть собственных детей». Как итог, «коррупционная ёмкость рынка» окажется столь высока, что позволит реанимировать почти мёртвый «институт участковых», который в скором времени «расцветёт не для охраны правопорядка, а в качестве легального средства рэкета»^[61].

Законопроект критикуют за то, что он открывает дорогу необоснованному вмешательству в семейную жизнь^[56]. Этот пункт критики является одним из важнейших.

По этой причине своё критическое отношение к законопроекту выразили представители всех традиционных религий страны^[36].

В частности, патриарх Кирилл во время проповеди в Успенском соборе назвал попытки внешнего вмешательства в семейную жизнь опасными^[1]:

Борясь с употреблением силы в разрешении семейных конфликтов, мы не должны допускать вторжения в семейное пространство чужих людей.

Представители ислама также выразили отрицательное отношение к законопроекту^[36]. В частности, муфтий Москвы Ильдар Аляутдинов от лица всего мусульманского сообщества выразил тревогу. Хотя мусульманское сообщество, по его словам, выступает «против какого-либо насилия, тем более домашнего, семейного», законопроект в его нынешнем виде направлен не столько на сохранение семьи, сколько на разрушение семейных устоев^[37]. По его словам, внедрение подобных законов в Европе показало, что «некоторые ситуации доходят до абсурда»: родителей могут лишить родительских прав «за элементарное повышение голоса на детей»^[1].

Зиновий Коган, вице-президент Конгресса еврейских религиозных общин утверждает, что законопроект разрушит семью^[36]:

Надо думать о детях. Они быстро прощают родителей и хотят, чтобы они были вместе. Для наказания есть Уголовный кодекс. И хватит.

Законопроект считают опасным для семьи не одни лишь религиозные лидеры. Их поддержали отдельные представители законодательной власти. В частности, Сергей Миронов, возглавляющий партию «Справедливая Россия», рассматривает законопроект как попытку внедрения ювенальной юстиции. Он заявил, что думская фракция партии проголосует против законопроекта^[39]. Сергей Гаврилов, руководитель одного из комитетов Государственной думы, считает недопустимым разрушать «семью как институт гражданского общества» внедряемыми мерами. Он выразил мнение, что меры жёсткого контроля могут повлиять на число вступающих в брак^[40].

О несоответствии законопроекта принципам семейного права и его антисемейной направленности говорит юрист Анна Швабауэр^[57].

Сёрьезные опасения в связи угрозой некомпетентного вмешательства представителей государства или НКО в семейную жизнь выразил Андрей Кормухин, лидер движения «Сорок сороков» и многодетный отец^[62].

Крайне широкие возможности вмешательства в жизнь семьи, предоставленные НКО, при отсутствии реальной ответственности последних, стали предметом острой критики со стороны Александры Машковой^[58]:

…какие-то неизвестные нам люди смогут делать с нашими семьями что угодно и не отвечать ни за что! Кстати, в этом законе только НКО обладают правом заниматься примирением сторон. Ведь тому, кого объявят «нарушителем», может быть запрещено общаться с родными. Только НКО решают, можно ли семье существовать дальше или нет.

Предлагаемые законодательные новшества нередко описывают как ограничение прав семейных лиц. В частности, в заявлении Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства утверждается, что принятие законопроекта будет означать «умаление» прав и свобод семейных лиц в сравнении с несемейными^[59].

Александра Машкова заявляет, что законом создаётся «параллельное право»: для несемейных лиц «действуют суды, следствие, презумпция невиновности», которые упраздняются для семейных лиц^[58].

Законопроект критикуют за фактический отказ от презумпции невиновности в отношениях между членами одной семьи^[59][58].

Иными словами, критики считают, что система профилактических мероприятий фактически строится на противоположной презумпции виновности лица, объявленного нарушителем. Законопроект, указывают они, «не предусматривает ни одной нормы, направленной на защиту обвинённого в „семейно-бытовом насилии“ лица от ложного обвинения», и добавляют, что ложность обвинения на практике доказать будет невозможно в силу того, что «„семейно-бытовым насилием“ можно будет считать неопределенный и, фактически, потенциально неограниченный круг действий»^[56].

Комментируя закон, муфтий Москвы Ильдар Аляутдинов ссылается на опыт Европы, где «подобные законы порой используются в корыстных целях», когда «один из супругов обвиняет другого в насилии с целью присвоить себе совместно нажитое имущество»^[1].

С ним согласны и некоторые специалисты. В частности, адвокат Матвей Цзен утверждает, что нынешняя версия законопроекта поможет квартирным рейдерам выселять людей из собственного жилья^[60], а юрист Анна Швабауэр характеризует закон как «простой механизм завладения чужой собственностью»^[63].

Анна Швабауэр отмечает, что НКО, согласно законопроекту, могут зарабатывать на специализированных психологических программах. Тем самым у них возникает стимул выявлять как можно большее число лиц, совершивших семейно-бытовое насилие. Помимо того, право на ведение психологических программ получают индивидуальные предприниматели, что, по мнению критика, «приведёт к формированию бизнеса на вмешательстве» в семейные дела, поскольку цель предпринимательства — «максимизация прибыли, в том числе через увеличение клиентской базы»^[14][15].

Предметом критики являются и методы продвижения законопроекта в СМИ и соцсетях: его противники утверждают, что оно базируется на эмоциональном воздействии на аудиторию^[13], в том числе «на страшных историях — убийствах, увечьях, побоях»^[64]. Однако наиважнейший элемент кампании продвижения, по мнению противников законопроекта, — ложная статистика семейных преступлений: с различных трибун, вплоть до самых высоких, обществу сообщают о 14 тысячах женщин, ежегодно погибающих в России от рук своих мужей^[65].

Вариант, обнародованный на сайте Совета Федерации, оставил недовольными и сторонников принятия закона о домашнем насилии: они считают его слишком мягким^[1]. Депутат Думы Оксана Пушкина, адвокаты Мари Давтян и Алексей Паршин, активистка Алёна Попова (авторы изначального варианта) критически восприняли нынешнюю версию^[17].

Алёна Попова настаивает на прежнем, «идеальном варианте», который серьёзно отличается от размещённого на сайте Совета Федерации^[66]. Адвокат Давтян заявила, что финальный вариант законопроекта не был согласован с его разработчиками и стал «результатом заигрываний Совета Федерации с разного рода радикальными консервативными группами»^[17]. Вообще, команда разработчиков закона считает текст, опубликованный на сайте Совета Федерации, компромиссным вариантом, написанным, чтобы успокоить противников закона^[13].

Алёна Попова считает нужным прописать в законопроекте все виды семейного насилия: физическое, психологическое, экономическое и сексуальное^[66]. Её критику вызвали, кроме того, следующие обстоятельства^[2]:

• из-под действия закона выведены побои (которые относятся к административным нарушениям);
• партнёры, официально не состоящие в браке, не смогут получить защиты;
• защитные предписания нельзя выносить без согласия жертвы или её представителя.

Далее Алёне Поповой представляется недопустимой предусмотренная законопроектом возможность примирения сторон^[66]: она считает, что «содействовать примирению» означает попытку переложить вину за конфликты на жертв насилия^[67]. По её мнению, категорически неприемлемо и другое^[13]:

Не дай бог там [в тексте закона] останется цель сохранения семьи!

Согласно данным Росстата за 2019 год, по преступлениям, совершённых в отношении члена семьи, 69,7 % женщин и 30,3 % мужчин являются потерпевшими^[68].

В ходе обсуждения законопроекта неоднократно мелькали сообщения о том, что ежегодно в России от рук своих мужей^[65] (вариант: от рук любовников, мужей и сожителей^[69]) гибнет 14 000 женщин^[65][69].

Противники законопроекта эту цифру именуют «беспрецедентной ложью»^[65]. Не столь жёстко выразился Валерий Фадеев, глава Совета по правам человека при Президенте^[70]:

Теоретически борьба с домашним насилием — это правильно. Но когда я иногда слышу в СМИ от сторонников этого закона, что мужья убивают в семье 14 тысяч женщин, а оказывается, что 14 тысяч — это больше, чем общее число убийств в России, я начинаю сомневаться в правдивости этих аргументов.

Статистика за 2015—2018 годы по числу женщин, погибших в семейно-бытовых конфликтах, в декабре 2019 года опубликованная «Московским комсомольцем» со ссылкой на данные МВД, представлена в таблице справа. Эта статистика, как показывает тривиальный расчёт (следует поделить 14 000 на крайние значения из второго столбца таблицы), в 40—55 раз меньше, чем представленный в многочисленных источниках показатель.

Ранее сенатор Елена Мизулина, выступая в Совете Федерации и ссылаясь на данные МВД, уже обнародовала сведения о числе тех, кто погиб в 2015 году при семейно-бытовых конфликтах: общее число убитых — 1060 человек, из них 756 мужчин и 304 женщины^[71][72].

Данные за первую половину 2019 года, обнародованные «Московским комсомольцем» (233 мужчины, 115 женщин), подтверждают, что в семейно-бытовых конфликтах мужчины по-прежнему гибнут чаще^[5].

Если говорить о насилии в целом, то, согласно выводам, полученным в исследовании Института проблем правоприменения Европейского университета в Санкт-Петербурге, главными направлениями противодействия насильственным преступлениям должны стать борьба с бедностью, снижение показателей алкоголизма и безработицы и улучшение жилищных условий^[73].

Для борьбы конкретно с семейно-бытовым насилием в качестве альтернативы нынешнему законопроекту предлагаются, среди прочего, следующие меры:

• надлежащее соблюдение уже существующего законодательства^[74];
• профилактика алкоголизма и наркомании как первопричин семейного насилия^[75];
• профилактика явления за счет введения в штат полиции, в дополнение к участковым инспекторам, семейных психологов^[76];
• увеличение числа кризисных центров для жертв семейного насилия^[76];
• борьба с безработицей.

В частности, Андрей Кормухин, известный своей критикой законопроекта, утверждает, что свыше «80 процентов преступлений в семейно-бытовой ситуации совершаются в состоянии алкогольного или наркотического опьянения» и предлагает заняться первопричинами явления — в частности, вернуть принудительное лечение алкоголизма и наркозависимости, а также психических заболеваний^[75].

• Изнасилование в браке
• Закон о согласии в Швеции
• Стамбульская конвенция против домашнего насилия

• Проект закона о профилактике семейно-бытового насилия (обсуждение проекта закона на сайте Совета Федерации)

Некоторые внешние ссылки в этой статье ведут на сайты, занесённые в спам-лист Эти сайты могут нарушать авторские права, быть признаны неавторитетными источниками или по другим причинам быть запрещены в Википедии. Редакторам следует заменить такие ссылки ссылками на соответствующие правилам сайты или библиографическими ссылками на печатные источники либо удалить их (возможно, вместе с подтверждаемым ими содержимым). Список проблемных ссылок rossaprimavera.ru/news/ad134952?reverse=true rossaprimavera.ru/article/4e79e7fd eadaily.com/ru/news/2019/11/25/o-zhenshchinah-gibnushchih-v-rossii-ili-kak-manipulirovat-statistikoy