Придя в феврале 1956 года в некогда знаменитый, но давно забытый зрителями театр, Георгий Товстоногов в течение года был занят главным образом привлечением зрителей в Большой драматический — ставил комедии «Шестой этаж» А. Жери и «Когда цветёт акация» Н. Винникова, «Безымянную звезду» М. Себастиану[1]. В начале 1957-го настало время создания нового БДТ — «театра Товстоногова». Первым программным спектаклем был «Эзоп» по пьесе Г. Фигейредо[2], вторым должен был стать «Идиот».
Известная инсценировка романа Ф. М. Достоевского, принадлежащая Юрию Олеше (в 1958 году её поставил Театр им. Е. Вахтангова), Товстоногова не удовлетворила, показалась слишком социологизированной; он заказал новую сценическую композицию своему завлиту Дине Шварц и поначалу не собирался ставить спектакль сам, но пригласил из Таллина режиссёра В. Я. Ланге[3]. На роль князя Мышкина был назначен Пантелеймон Крымов, уже создавший вариацию на ту же тему в «Безымянной звезде», — актёр на редкость талантливый, но недисциплинированный. Не явившись на первую репетицию, Крымов исчерпал терпение художественного руководителя и был уволен; замены ему Товстоногов в труппе БДТ не нашёл (хотя заявки на роль подавали многие), Ланге вернулся в Таллин[4].
Никто в театре, рассказывала Д. Шварц, не хотел мириться с прекращением работы над спектаклем, и некоторое время спустя назначенный на роль РогожинаЕвгений Лебедев порекомендовал Товстоногову неизвестного актёра Иннокентия Смоктуновского, с которым вместе снимался в фильме «Шторм». Увидев Смоктуновского в роли Фарбера в «Солдатах», Товстоногов пригласил его в Большой драматический и теперь уже сам взялся за постановку спектакля[5].
Роль давалась Смоктуновскому крайне тяжело, точнее, не давалась вообще: «Такого мучения в работе, такой трудности, — вспоминал актёр, — я и предположить не мог»[6]. Актёры, занятые в спектакле, просили Товстоногова избавить их от взаимодействия «с этой киношной немощью», у которой, кроме замеченных режиссёром «глаз Мышкина», ничего за душой нет[7]. Даже долгая, мучительная работа с актрисой Розой Сирота (позже именно ей, и не без оснований, припишут едва ли главную заслугу в создании образа[8][9]) оставалась безрезультатной, пока случайная встреча на киностудии «Ленфильм» — с человеком, проведшим 17 лет в сталинских лагерях и страдавшим эпилепсией, — не дала необходимый импульс[7][10]. «Он просто стоял и читал, — рассказывал Смоктуновский, — но он был в другом мире, в другой цивилизации. Это был одутловатый человек, коротко стриженный. Серые глаза, тяжёлый взгляд. К нему подошла какая-то женщина, что-то спросила. Он на неё так смотрел и так слушал, как должен был бы смотреть и слушать князь Мышкин. […] Я не слышал, как он говорит, но на следующий день на репетиции заговорил другим голосом…»[10]
Спектакль не мог вобрать в себя все сюжетные коллизии романа; на подступах к «Идиоту», пишет Е. Горфункель, Товстоногов считал главной героиней будущего спектакля Настасью Филипповну, что вполне соответствовало традиции инсценировок романа[11]. Смоктуновский в конце концов заставил режиссёра изменить замысел, и годы спустя Товстоногов писал: «Нас не интересовала проблема власти денег в 60-х годах прошлого столетия, нас интересовало другое: Достоевский через образ Мышкина апеллирует к самым сокровенным тайникам человеческой души. От общения с кристально чистым и неизмеримо добрым человеком — князем Мышкиным — люди сами становятся чище и добрее. Доброта Мышкина побеждает многие низменные чувства окружающих его людей…»[12]
Именно такое прочтение романа сделало его актуальным в годы хрущёвской «оттепели». «Положительно прекрасный» герой Достоевского, вернувшийся в Россию из швейцарской психиатрической лечебницы, был для советской сцены, по словам Анатолия Смелянского, не просто новым персонажем — он открывал другую эпоху[13].
Для нашей сцены пятидесятых годов, — вспоминал сорок лет спустя Борис Зингерман, — князь Мышкин Смоктуновского, возможно, ещё более крупное событие, чем для англичан — Гамлет Скофилда. В русском театре первых оттепельных лет, первых, едва брезжущих надежд главной оказалась трагедия утописта, а не мстителя. Совсем другая, чем у Гамлета, направленность воли. Не покарать, не исправить век насилием, а вдохнуть в испорченное больное общество энергию сострадания, освободить людей от ненавистнических чувств[14].
Из своей сценической композиции Товстоногов почти полностью исключил философские рассуждения князя; причиной тому была прежде всего несценичность длинных монологов, особенно теоретических[15]. Эту потерю должен был возместить актёр, который, по словам критика, удивительным образом передавал если не теоретизирования Мышкина, то его жизненную философию — в интонациях, жестах, мимике, даже в позах[16].
Премьера «Идиота» в Большом драматическом состоялась 31 декабря 1957 года; спектакль оформила М.М. Лихницкая, музыку Товстоногов заказал Исааку Шварцу[17]. В глубине сцены, как занавес, опускалась пожелтевшая, похожая на пергамент страница книги; погружаясь в темноту, строчки постепенно таяли, и весь лист с неровно обрезанными краями словно растворялся в воздухе — так начинался этот спектакль[18].
Сюжет
Возвращаясь в Петербург после длительного лечения за границей, князь Лев Николаевич Мышкин, молодой человек 26 лет, знакомится в поезде со своим сверстником Парфёном Рогожиным и узнаёт историю его несчастливой любви к Настасье Филипповне, содержанке князя Тоцкого.
В надежде свести знакомства в обществе Лев Николаевич приходит в дом генерала Епанчина, где узнаёт, что Тоцкий, стремясь избавиться от Настасьи Филипповны, пытается выдать её замуж за секретаря Епанчина Ганю Иволгина, влюблённого в младшую дочь генерала — Аглаю. Князь видит портрет Настасьи Филипповны, его поражает не столько красота, сколько страдание, запечатлевшееся на этом весёлом как будто лице. По совету Епанчина он снимает комнату в квартире Иволгиных, где становится свидетелем визита Настасьи Филипповны, а вечером, без приглашения, является к ней на званый ужин, расстраивает её бракосочетание с Ганей и сам предлагает ей руку и сердце. Но появляется Парфён, и Настасья Филипповна, не желая губить «этакого младенца», уезжает со своим давним поклонником в Москву. Туда же отправляется и князь.
Происшедшее в Москве остаётся за рамками спектакля, лишь из беседы князя Мышкина с Рогожиным при их встрече в Петербурге становится известно, что Настасья Филипповна ушла от Рогожина к князю, но так и не вышла замуж ни за него, ни за Рогожина и в конце концов поселилась одна в Павловске, не отказывая Рогожину, но и не торопясь выходить за него. Рогожин понимает, что Настасья Филипповна любит Мышкина, он пытается убить соперника, но настигающий князя припадок эпилепсии останавливает его руку.
Лев Николаевич отправляется в Павловск; он давно уже испытывает к Настасье Филипповне только жалость, любит Аглаю Епанчину и любим ею, но ревность побуждает Аглаю привести князя к мнимой сопернице для решительного объяснения. Жалость не позволяет Мышкину бросить Настасью Филипповну, Аглая же не прощает ему и минутного колебания.
Ещё надеясь спасти Настасью Филипповну, князь готов жениться на ней, но в день свадьбы она убегает из-под венца с Рогожиным. Приехав на следующий день в Петербург, Лев Николаевич застаёт Рогожина в состоянии, близком к помешательству, а Настасью Филипповну — мёртвой, зарезанной тем же садовым ножом, которым Парфён пытался избавиться от Мышкина. Рассудок князя не выдерживает этого испытания — в финальной сцене он действительно превращается, на глазах у публики, в идиота[19].
Спектакль, пишет А. Смелянский, сразу стал легендой: «В критике замелькали непривычные слова совсем не из театрального ряда: „чудо“, „паломничество“, „откровение“»[20]. Впоследствии многие — и театральные критики, и режиссёры, и актёры — называли «Идиот» Товстоногова самым сильным театральным потрясением в своей жизни[21]. Впечатление, произведённое спектаклем, и в первую очередь его главным героем, Смелянский характеризует как «театральное явление Христа народу» — явление настолько нежданное, что даже чуткие критики, как Ю. Юзовский, порою пытались ввести смысл спектакля в привычное русло: писали о бесполезности духовных усилий и о том, что начинать надо с изменения общественных и материальных условий…[22]
В этой первой редакции Товстоногов не стремился осовременить Достоевского; он перенёс на сцену все характерные черты авторского стиля: и длинные периоды, и частые повторы, и беспорядочные нагромождения слов, — и тем не менее спектакль завораживал[23]. Иннокентий Смоктуновский после премьеры «Идиота» «проснулся знаменитым»; по свидетельствам очевидцев, он с первого же появления на сцене, в вагоне поезда, убеждал зрителей в том, что Мышкин Достоевского — «такой и другим быть не может»[24].
…Мышкин, — писал Наум Берковский, — в штиблетах, в оранжевом плащике, в тёмной мягкой шляпе, поёживается от холода, сидя на краю скамьи, постукивает чуть-чуть нога об ногу. Он зябок, нищеват на вид, плохо защищён от внешнего мира. Но сразу же актёр передает нечто самое важное в князе Мышкине: во всей своей нищете он радостен, открыт внешнему миру, находится в счастливой готовности принять всё, что мир ему пошлёт. […] Голос актёра досказывает, что представлено было внешним обликом: голос неуправляемый, без нажимов, курсивов, повелительности или дидактики, — интонации вырываются сами собой, “от сердца”, лишённые всякой предумышленности. […] Всякий диалог — борьба. Диалоги князя Мышкина в исполнении Смоктуновского парадоксальны: борьбы в них нет. Это не диалоги, но желание вторить, найти в самом себе того самого человека, к кому обращена речь, откликнуться ему, втянуться в его внутренний мир[25].
Кирилл Лавров вспоминал сцену в Павловске, когда Настасья Филипповна с Аглаей «делили» Мышкина, а сам он 15 минут молча стоял в углу — и зрители не могли оторвать глаз от него[26]. На этот спектакль люди приезжали со всех концов Советского Союза — слово «паломничество» не было преувеличением[27]. Как пишет А. Варламова, после знаменитых статей В. Г. Белинского о П. Мочалове в роли Гамлета в истории русского театра трудно вспомнить другой случай, когда бы критика зафиксировала и проанализировала едва ли не каждый момент существования актёра на сцене[28].
В спектакле был занят звёздный состав тогдашнего БДТ, но Мышкин—Смоктуновский в глазах зрителей затмевал, если не перечеркивал всех, — «Идиот» многими воспринимался как его моноспектакль[29]. Лишь вскользь критики отмечали, что Настасья Филипповна не стала творческой удачей Нины Ольхиной, и разве что Евгению Лебедеву, который играл почти религиозную одержимость любовью, играл на пределе человеческих сил, мучительно пробиваясь от Рогожина «по Ермилову» к Рогожину Достоевского, критики уделяли некоторое внимание[30][31]. В этом, по мнению Раисы Беньяш, была и вина режиссёра, изменившего ради Мышкина собственным принципам: «Свойственная Товстоногову „оркестровая“ режиссура, не смешивающая и не заглушающая голоса отдельных инструментов, на этот раз перед масштабами главной темы сдалась»[32].
Между тем для самого Товстоногова Рогожин был несомненно вторым главным героем спектакля. Известно, что в первоначальных планах романа персонаж, обозначенный именем «идиот», был наделён рогожинскими чертами, и только в процессе реализации замысла Достоевский разделил своего главного героя на Мышкина и Рогожина, отдав одному «дух», другому «плоть». При этом Рогожин стал, по словам критика, тем условием, без которого князь Мышкин не может существовать[19]. Это враждующие братья, как Карл и Франц Мооры в «Разбойниках» Ф. Шиллера, и тем не менее братья[33]. Тема парности Мышкина и Рогожина, писал Н. Берковский, отчётливо присутствовала в спектакле Товстоногова, особенно в заключительной сцене, где князь и Рогожин представали братьями, примирившимися в общей беде: «Смоктуновский проник в страшную тайну князя — у князя голос морального соучастника в убийстве, увы, какими-то путями собрата Рогожину и в этой казни, совершенной над Настасьей Филипповной»[19].
Дальнейшая судьба. Вторая редакция
В конце 1960 года Иннокентий Смоктуновский покинул театр, князя Мышкина некоторое время играл Игорь Озеров, но жил товстоноговский «Идиот», как писала Татьяна Доронина, скорее за счёт легенды[26][34], и в конце концов спектакль пришлось снять с репертуара; осталась от него только аудиозапись — в виде радиокомпозиции, с «текстом от автора» в исполнении Ефима Копеляна[35].
Весной 1966 года «Идиот», с участием Смоктуновского, был ненадолго возобновлён для гастролей в Англии и во Франции[36]. От прежнего состава в новой редакции остались только исполнители двух главных ролей; Нина Ольхина уже играла генеральшу Епанчину, а Настасью Филипповну — Татьяна Доронина и Эмма Попова; Владислав Стржельчик был теперь Епанчиным, в роли Гани Иволгина его сменил Олег Борисов, и во всех отношениях это был уже другой спектакль[37]. Вместо прежних трёх актов их стало два, и внутреннее напряжение возросло; в первой редакции театр больше дорожил эпохой Достоевского, теперь стремился перенести драму ближе к настоящему времени[38]. Облик Смоктуновского изменился за прошедшие годы, в его Мышкине не было прежней «бесплотности», изменились интонации, и сам он уже не казался пришельцем из будущего: «Человек будущего, — писал Давид Золотницкий, — превратился в человека настоящего. В этом есть утраты. В этом есть откровения современной ценности»[39].
Вторая редакция создавалась на исходе «оттепели», и новый Мышкин Смоктуновского был, по словам Бориса Тулинцева, обогащён опытом Гамлета, сыгранного актёром двумя годами раньше в фильмеГ. Козинцева[40]. Не было прежней доверчивой расположенности к людям; как Гамлет, он словно испытывал окружающих, о которых — уже не интуитивно, но по горькому опыту — знал всё; и его простодушие казалось теперь такой же маской, как безумие Гамлета. Вера в людей сменилась «безумной надеждой»: а вдруг должное всё-таки не произойдёт?[40]. Если Мышкин первой редакции казался сошедшим со страниц романа Достоевского, то во второй, писал критик, перед зрителями предстала «его вариация, разработка, как в музыке, где прежняя лирическая тема внезапно приобретает совершенно иной характер»[41]. По свидетельству Дины Шварц, вторую редакцию «Идиота» восторженно принимали те, кто видел спектакль впервые; у поклонников первой, «конечно, срабатывала сила первого впечатления»[42][43].
↑Премьеры Товстоногова / Сост., пояснит. текст Е. И. Горфункель. — М.: Артист. Режиссер. Театр; Профессиональный фонд «Русский театр»,, 1994. — С. 98. — 367 с.
↑Товстоногов Г. А. О профессии режиссёра. — М.: ВТО, 1971. — С. 110. — 360 с.
↑Спектакли БДТ 1956—2013 гг. (неопр.)История. Архив спектаклей. Официальный сайт Большого драматического театра. Дата обращения: 13 декабря 2015. Архивировано 27 марта 2016 года.
↑Достоевский Ф. М.Идиот (неопр.) (радиокомпозиция спектакля БДТ). Старое Радио (1961). Дата обращения: 12 декабря 2015. Архивировано 17 августа 2012 года.
Смелянский А. М. Предлагаемые обстоятельства. Из жизни русского театра второй половины XX века. — М.: Артист. Режиссёр. Театр, 1999. — 351 с. — ISBN 5-87334-038-2.
Берковский Н.Я. «Идиот», поставленный Г. Товстоноговым // Премьеры Товстоногова / Сост., пояснит. текст Е. И. Горфункель. — М. : Артист. Режиссер. Театр; Профессиональный фонд «Русский театр», 1994. — С. 84—97. — 367 с.
Ссылки
Достоевский Ф. М.Идиот (неопр.) (радиокомпозиция спектакля БДТ). Старое Радио (1961). Дата обращения: 12 декабря 2015. Архивировано 17 августа 2012 года.
Эта статья входит в число добротных статей русскоязычного раздела Википедии.
